Михаил Берг написал хорошую, добрую статью, смысл которой подвел в последней строке, полной оптимизма: "История будет пробовать, пока не получится". Автора поддержал Александр Скобов, почему-то назвавший статью "Ответ Михаилу Бергу" (может, я и неправа, и придираюсь, но "ответ" в случае, когда никто никаких вопросов не ставит, звучит возражением). Мимо проходил Евгений Ихлов. Не знаю, что привлекло его внимание к общению двух авторов, возможно, истолковал слово "ответ" как приглашение, только не удержался и ответил обоим. А я подумала: "Где трое кормятся, найдется кусочек хлеба и четвертому" — и тоже решила высказаться по существу.
Сперва о "дурной бесконечности русской истории".
Россия не просто империя; Россия — империя особая, я бы назвала ее "уникальной". Уникальность (Первый признак уникальности) ее в том, что, несмотря на весь опыт мирового развития, судьбы иных империй, собственные исторические потрясения и бесконечные военные поражения, она вползла в XXI век на средневековом феодально-рабовладельческом фундаменте. Почему?
Когда-то, очень давно, слабенькое и дохленькое княжество Московское заболело воспалением имперской железы — взалкало стать империей. В те времена, когда пораженное гангреной ордынское государство разваливалось на глазах, мечта эта была как бы и не мечта, а руководство к действию. Москву окружали слабые в военном и недоразвитые в политическом смысле соседи: заходи, присоединяй, шагай дальше. Легкость работы грабителя вела к тому, что Москве ничего другого не оставалось, как наскоро лепить из коллаборационистов новую, колониальную администрацию (впоследствии прозванную "москалями"), сколачивать армейские соединения из порабощенных аборигенов и нести "русский мир" следующему соседу. Новая администрация была ответственна за сбор налогов и отправку львиной доли их в Москву — доля малая оседала в руках самих экспроприаторов (на что Москва всегда смотрела сквозь пальцы; смотрит и сегодня). Финансирование захваченных и аннексированных регионов велось по остаточному принципу: сперва армия, аппарат подавления, — включая православие, — затем — обеспечение роскоши московского правящего класса… Жалкие гроши возвращались в регионы, разворовываясь по ступеням "властной вертикали". Довольства населения это не вызывало. Бунты вспыхивали то тут, то там, иногда даже отвлекая от захватывающих грабительских проектов. Таким образом война колониальная органически перетекала в войну гражданскую. Эта непрекращающаяся вот уже восемь столетий гражданская война — Третий признак уникальности Российской империи (Второй — отсутствие метрополии в ее классическом смысле — первыми жертвами Москвы были именно русские княжества).
Всего несколько примеров.
Украино-московская война продолжается вот уже 362 года, и конца ей не видно (наивность политиков, намеревавшихся положить ей конец "Будапештским меморандумом" или "Минскими соглашениями" может быть опровергнута лишь их же политической близорукостью).
Война Москвы против северного Кавказа началась еще при Иване Грозном — не закончилась до сих пор.
Война против Грузии имеет не столь глубокие исторические корни, хотя и тот же хронический характер течения.
Империя, занятая войной, суть и смысл которой — война, не может позволить себе роскоши передышки, свободного обмена мнениями по поводу альтернативных путей развития; в этой империи исключены любые способы финансирования жизнедеятельности кроме апробированного "по остаточному принципу"; в империи этой нет и не может быть ни науки, ни культуры, ни искусства, не работающих на войну (Менделеев, Лобачевский и Павлов — суть исключения, подтверждающие правило). Следовательно, отставание России от цивилизации запрограммировано в самой концепции ее существования (Четвертый признак уникальности — Россия — единственная из известных империй, которая влачила и влачит жалкое существование). А из отставания, в первую и главную очередь технологического, — вытекает "Закон периодичности реформ"[1].
Чтобы ни говорили различные эксперты и специалисты, как бы ни оценивали "реформы" Петра, Екатерины, Александра II, Сталина, Горбачева — все реформы были связаны с необходимостью сократить военное отставание от развитых стран Запада, получить доступ к "know how" цивилизованного мира. Порох, металлургия, стрелковое оружие, кораблестроение, фармакология, нарезное оружие, танко-, самолето-, автомобилестроение, все, вплоть до сапожного дела, — попало в Россию в периоды так называемых "реформ", "открывания себя миру". Как только отставание ликвидировалось, или по крайне мере сокращалось до пределов неугрожающих, Россия вдруг замечала, что "стоит на коленях", "вспоминала" о своей "исключительности", "богоносности" и миролюбиво начинала следующий виток агрессии против соседей.
То же самое можно сказать и о "государственных преобразованиях" различных деятелей. Государственная реформа Петра (в т.ч. введение "Табели о рангах") была не чем иным, как карьерным лифтом для рабов, желающих вырваться на следующий уровень администрации и в которых у "встающей с колен России" была острая нужда; "раскрепощение крестьян" — высвобождением рабочей силы для зарождающейся после позора Крымской авантюры промышленности (именно поэтому — "без земли", а вовсе не потому, что не хотели "обидеть" дворян — дворяне и не пикнули бы! Они были в России теми же рабами, что и принадлежащие им крестьяне — иначе быть не может, но это уже тема иная, поверьте сейчас на слово); введение президентской формы правления Горбачевым — безальтернативностью диктаторского рецепта спасения распадающейся империи, что, кстати, и довела нынешняя администрация до логического завершения.
Ну, а теперь — к текстам протагонистов.
Михаил Берг, безусловно, прав, утверждая, что "европейский путь невозможен без слома феодальной матрицы": "Все повторяется. С новыми обстоятельствами, новым историческим контекстом, другим цивилизационным и технологическим уровнем, но феодальный фундамент оказывается птицей Феникс, возрождающейся в любых условиях. Он, конечно, в головах, создан социальными и историческими привычками и традициями". Я бы добавила лишь, что в том-то и беда российская, что "феодальный фундамент" никто и никогда не разрушал, никто и никогда даже не смел усомниться в безальтернативности колониального базиса империи. Уничтожьте империю, освободите народы — и феодальный фундамент уйдет сам собой. В том числе и из голов: каждый народ вытеснит его своим национальным фундаментом. Но именно здесь и стопорится поступательное движение оппозиционной мысли вот уже 200 лет: границы империи святы, держава нерушима, народы счастливы. Из этого граничного условия существования имперской функции неминуемо вытекает та самая иррациональная для любого стороннего наблюдателя, но такая истинно русская вера в "реформы сверху", "доброго царя" и "светлое будущее".
И самым нерушимым доказательством исторического диагноза выступает страшная фраза: "Возможно, он (способ освобождения от врожденного синдрома феодализма, — И.Б.) во внешнем управлении". Заметьте, это не вопрос, — автор не ставит вопросительного знака — это все та же точенная молью истории и пропитанная океанами крови надежда на кого-то, кто умнее, опытнее, искушеннее, кто придет и подарит свободу. Сверху. Сбоку. Откуда угодно, но не от нас.
Александр Скобов в своем "Ответе…" развивает и обосновывает последнюю фразу Михаила Берга ("История будет пробовать, пока не получится"): "Наша миссия в том и заключается, чтобы раз за разом разрушать имперскую российскую государственность, пока пресловутый "богоносец" не надумает испробовать какую-то иную общественную модель.
Нас будут вечно проклинать за это. /…/ И, тем не менее, мы будем опять и опять разрушать имперскую государственность. До тех пор, пока возрождать ее не наскучит великому русскому народу".
Все здесь верно, возьмите, пожалуйста, "великому" в кавычки — и под этим манифестом подпишутся все, кто всерьез задумывается о судьбах мира или даже просто заботится о будущем своих детей.
Только вот вопрос: почему конкретные действия будущего возможного демократического правительства ограничены "признанием независимости Чеченской республики и возвращением Украине Крыма"? Как быть с Дагестаном? С Черкесией? С Кубанью? И почему автор так-таки и уверен, что эти меры "никакое последующее правительство не сможет уже отыграть назад"? Нет, позволю себе не согласиться с Александром Скобовым: первейшим и важнейшим действием любого демократического правительства должно быть провозглашение права наций на самоопределение. То есть именно уничтожение феодально-колониального фундамента России. Только полное его уничтожение и создание на обломках новой федерации с новой столицей будет гарантией необратимости процесса, невозможности новых колониальных войн, независимо от того, какие casus belli будут предложены для их обоснования и оправдания.
Видя, в каком логическом лабиринте блукают оба автора, на помощь им бросился Евгений Ихлов. Тому следуют пункты:
1. Россия вовсе никакая не империя. "Поэтому нет никакой "имперской матрицы", а есть матрица "локально-цивилизационная", которая в добуржуазную (донациональную) эпоху является сословной и деспотической империей всегда" — тут всё всем сразу стало ясно, правда? "Империя" — это "не империя", которая в неких условиях является "империей всегда". Всех несогласных с такими очевидными выводами автор на всякий случай обвиняет в "камланиях об империи" (которой нет, т.е. налицо самое что ни на есть шаманство).
Ну что ж, камлаем дальше…
2. Россия не империя в смысле "одного политического тела", но колониальная империя вообще без политического тела (Пятый признак уникальности). Здесь нет и не было привилегированного народа метрополии, способного стать "кристаллизатором" новой политической нации. Есть лишь класс (банда, клика, шайка, вертикаль власти — как угодно) колонизаторов (тех самых москалей), который по понятным причинам никогда не стремился к созданию единой политической нации. Результат этой политики ярко продемонстрировали — тут я согласна с Евгением Ихловым — 1917, 1991 и последующие две Чеченские войны.
3. Никакое "разрушение "матриц" сословности и деспотизма" невозможно при сохранении имперско-колониального фундамента. Взращенные на нем рабы мечтают лишь о месте в сословии деспотов, т.е. в вертикали власти. Именно поэтому и обречены на провал все усилия оппозиции: придя к власти, вчерашние оппозиционеры превратятся в сегодняшних сатрапов. Более чем вероятно — в еще более свирепых и беспринципных (диалектика развития, ничего, батенька, не поделаешь!)
4. И тут с автором невозможно не согласиться: "путинизм, точно так же и оба его деспотических предшественника — царизм и советская власть — убираются ("диалектически снимаются") в достаточной степени автоматически". Только следует помнить, что на смену "путинизму" ровно с той же диалектической автоматичностью придет иной "-изм" (см. выше, п. 3). Все эти "-измы" — пена на поверхности имперской заводи. Она — признак загрязнения, но не грязь.
5. И тут прав автор: "Задачи выхода социума (цивилизации) на органично необходимые ему новые формы — объективно задаются "тектоническими сдвигами". В России до сих пор было два таких сдвига: 1917 и 1991. В обоих случаях часть национально сознательного социума вышла на органично необходимую новую форму. Задача оппозиции сдетонировать тектонический сдвиг такой энергии, чтобы и остальные народы нашли эти самые "новые формы".
6. Особый мой интерес вызвала фраза автора "/…/ эстафета спасения архаической русской цивилизационной модели от распада перешла к большевикам-ленинцам". Интересна она по двум причинам.
6.1. Что такое "русская /…/ модель", которая "распадается"? Распадается на что? На какие составляющие? Русских и русских?! Или, может, все-таки правильнее было бы выразиться о колониальной модели, распавшейся в результате на национальные макроэлементы?
6.2. Мысль об "эстафете" спасения империи, которую царизм передал большевикам, предложившим самый радикальный способ сохранения ее фундамента, я сформулировала ровно год назад (см. "Мирозлюбие России", "Мосты" №№47 и 48, Франкфурт (Майн), или здесь: www.ibirna.com). Именно после того, как Ленин на деле показал, как он относится к провозглашенному им "праву наций на самоопределение", к красным потянулись десятки тысяч офицеров царской армии, инженеров, мыслителей и ученых. Вторжением в независимые Украину, Грузию и прочие молодые государства показал вождь пролетариата, что судьба империи, ее рабское будущее в надежных руках. Именно этот синдром "ущемленного имперства" в головах россиян и позволяет объяснить 86%-ную поддержку нынешнего палача.
7. Согласиться с лейтмотивом статьи, утверждением автора о "самоликвидации путинизма" и следующей из этой операции задачей интеллектуалов-демократов — "/…/ не составление планов революций или программ партий, а предложение продуманных и ответственных схем будущей политики… И, разумеется, бойкот любых квазиреформаторских начинаний…" — невозможно ни при каких условиях.
"Путинизм" — это, повторюсь, пена на поверхности загаженного водоема, и чистить следует водоем — дно, берега и воду. Другими словами, призыв к уничтожению феодального фундамента империи и вовлечение максимально возможного числа из возникших на его развалинах молодых государств в новую федерацию — так следует формулировать стратегическую задачу оппозиции. Если это называется "звать к топору", то и зовите на здоровье — правда на вашей стороне. Как говаривал старина Карл, терять вам нечего, спасти же вы можете весь мир!
* * *
Один из интересных вопросов будущего — как поступить с Кремлем?
Как французы с Бастилией — стереть с лица земли?
Или
Как союзники с известными образцами немецкого зодчества второй четверти прошлого века — оставить в назидание потомкам?
[1] Пользуясь этим законом, можно легко предсказать "постпутинскую" политику, независимо от имени будущего лидера. Если Путин залезет в бутылку достаточно далеко, т.е. санкции действительно "поставят Россию на колени", то его последователь будет "реформатором"; если нет — то будет продолжать православно-шовинистический блеф предшественника пока хватит накопленных резервов.
