Два года назад я совершил акт самоцензуры, который превратился в акцию, продолжающуюся до сих пор. Когда Россия украла у Украины Крым, я подумал, что мне, гражданину страны-агрессора, страны-оккупанта надо воздержаться от анализа тех процессов, которые происходят в Украине, табуировать для себя какие-то критические высказывания по поводу внешней и внутренней политики в соседней стране, гражданам которой моя страна принесла много горя. Причина проста – мне было неловко.
Дальнейшие события – оккупация украинских территорий на востоке Украины, убийство тысяч украинских граждан – укрепили меня в этом решении не писать ничего критического об Украине и украинских политиках и общественных деятелях. Скоро два года, как я пишу еженедельную колонку для украинской газеты "День", но в ней я анализирую только то, что происходит в России, а на предложение другого весьма уважаемого украинского медиа делать обзоры украинской прессы, вынужден был ответить вежливым отказом, сославшись именно на эту причину - неловко.
И вот сейчас ненадолго снимаю обет молчания для того, чтобы поговорить о нескольких публикациях и публичных выступлениях Виталия Портникова, возможно, лучшего публициста в сегодняшней Украине. Во всяком случае, из тех, кто пишет не только на украинском, но и на русском языке. В этих нескольких статьях, опубликованных на интернет-ресурсах Грани.ру, Каспаров.ру и в выступлении на Радио Свобода, Виталий Портников довольно подробно, ярко и эмоционально развивал идею гражданской ответственности каждого гражданина России за преступления, совершенные российским государством.
В дискуссии с Виктором Мироненко, опубликованной на сайте Радио Свобода 27 января, Виталий Портников выдвигает несокрушимый с его точки зрения аргумент в пользу концепции гражданской вины россиян: "Почему я считаю каждого российского гражданина ответственным за войну в нашей стране, в Украине, за гибель наших граждан? Потому что всякий раз, когда он платит налоги государству, когда он покупает трамвайный билетик… он, таким образом, платит деньги за тот снаряд, который завтра, может быть, попадет в сердце его украинского родственника или друга".
Будучи пенсионером, я езжу на трамвае бесплатно, так что, вроде, из под таким образом сформулированной гражданской ответственности имею шанс выскользнуть: моих денег в снарядах-убийцах скорее всего нет. Но чисто денежный подход к понятию вины, сформулированный Портниковым, вынуждает меня задать встречный вопрос. Россия для Украины – крупнейший торговый партнер: 14% внешнеторгового оборота. В первом квартале 2015 года Украина купила российских товаров на сумму 1,4 млрд долларов. Сколько снарядов, которые могут быть направлены в сердца украинцев, изготовлены на деньги самих украинцев?
Можно было бы еще спросить, является ли, с точки зрения уважаемого Виталия Эдуардовича, фактором, аннулирующим вину перед Украиной, проезд "зайцем" в общественном транспорте или злостная неуплата налогов, но я, пожалуй, воздержусь.
Одной из причин, побудивших меня написать этот текст, стало обращение Виталия Портникова к той общности, к которой явным образом отношусь и я. То есть это было фактически обращение ко мне. И начиналось оно со слов: "К друзьям-москалям". Раньше я считал, что украинцы называют москалями не всех россиян, а только носителей имперского сознания и прочего набора тех дрянных черт, которые во многом заслуженно приписываются части русских. Но тут в перечне тех, кому это обращение "к друзьям-москалям" было адресовано, я с удивлением обнаружил Ольгу Романову, Аркадия Бабченко и Сашу Сотника.
Ба! Да это же моя компания! – воскликнул я и стал внимательно читать обращение Портникова, понимая, что оно адресовано и мне тоже, и одновременно почесывая на лбу свежепоставленное клеймо "москаль", которое немного потеснило а краешком даже налезло на поставленные ранее на мой лоб клейма: "либераст", "дерьмократ", "пятая колонна", "хохляцкая морда", "бандеровец", "жид пархатый", и еще пару-тройку атрибутов моей гражданской этнической и политической идентичности.
"Важно, - пишет друзьям-москалям журналист Портников, - чтобы у вас возникло
именно это желание, хотя бы мысленно – постоять на коленях у могилы каждого украинского парня, каждой девушки, загубленной вашим безумным государством. Только это желание. Никаких других".
И далее журналист Портников приводит Аркадию Бабченко, Саше Сотнику, Ольге Романовой в пример канцлера ФРГ Вилли Брандта, который встал на колени перед памятником героям, восставшим в Варшавском гетто. После чего Виталий Портников прямо запрещает нам, москалям, иметь какие-либо иные желания, помимо желания встать на колени: "Не нужно учить нас жизни, радоваться нашим пейзажам и продуктам. Не нужно приезжать к нам на форумы интеллигенции и рассказывать нам о коррупции".
Покаяние – это глубоко интимный акт, позыв к которому может идти только изнутри самого человека. И требовать этого акта от другого человека, тем более прямо диктовать форму покаяния – "встаньте на колени" - это верный способ добиться отторжения.
Попытка призвать Ольгу Романову, Сашу Сотника и Аркадия Бабченко встать на колени по примеру Вилли Брандта заставляет задать лишь один недоуменный вопрос: "Уважаемый Виталий Эдуардович, вы правда не видите разницы? Вы действительно не понимаете, что гражданин Вилли Брандт вряд ли встал бы на колени, если бы не был главой ФРГ, и что именно в качестве главы государства именно он обязан был взять на себя ответственность за преступления, которые он лично не совершал, но совершали граждане страны, которых он представляет.
Это же просто, уважаемый Виталий Эдуардович: объем ответственности прямо пропорционален объему прав. Именно поэтому просить прощение за весь народ может либо глава государства, либо человек, который считает себя моральным авторитетом, совестью нации.
Концепция гражданской ответственности, которую продвигает Виталий Портников, – это точная калька тезиса о коллективной вине, которая успешно применялась Гитлером и Сталиным. Затем, когда эту концепцию американцы на правах победителей попытались применить в процессе денацификации, она была в значительной мере отторгнута немецким народом, а с другой стороны стала органической частью другой, более сложной концепции, автором которой стал Карл Ясперс, и которая и стала теоретической философской базой выздоровления немецкого народа.
Эта концепция была изложена в опубликованной в 1946 году книге "Вопрос о вине", где Ясперс выступал против тезиса о "коллективной вине", в котором на одну доску ставились и бывшие эсэсовцы и бывшие узники концлагерей. Он предложил немцам принципиально иную концепцию вины, которая в конечном итоге и была ими принята. Ясперс выделяет 4 вида вины.
1. Уголовная вина за конкретные преступления. Ее определяет суд.
2. Политическая вина, суть которой в том, что "все ответственны за то, как ими правят". Но определение этого типа вины находится в исключительной юрисдикции победителя. Именно в таком качестве немцы и приняли потсдамскую доктрину "коллективной вины".
3. Моральная (нравственная) вина. Это индивидуальная ответственность каждого за собственные поступки, включая и те, которые не подлежат уголовной ответственности. Если политическая и уголовная вина определяется человеку извне, соответственно победителем и судом, то моральная вина определяется самим человеком либо полностью самостоятельно, либо в кругу единомышленников при наличии доверия и солидарности.
4. Метафизическая вина. Она связана с "чувством ответственности за каждое неверное и несправедливое действие в мире", особенно за преступления, совершенные в присутствии человека. Метафизическую вину вменяет Бог.
Немцам потребовалось 25 лет, чтобы это осознание вины было принято до такой степени, что вид главы правительства, стоящего на коленях не оскорбил бы национального чувства. До этого была знаменитая речь Адэнауэра в бундестаге в 1951 году, в которой он говорил о том, что "невыразимые преступления, совершенные от имени немецкого народа, требуют морального и материального возмещения". После чего ФРГ взяла на себя обязательства добровольно выплачивать репарации, объем которых составлял большую часть средств, полученных по плану Маршалла.
Вернемся к принципу "гражданской вины", в соответствии с которой Виталий Портников хотел бы видеть друзей-москалей – Ольгу Романову, Аркадия Бабченко и Сашу Сотника – на коленях, молящих о прощении. Каков характер их вины и в качестве кого Виталий Портников вменяет им именно такую форму искупления? Искренне надеюсь, что никто в здравом рассудке не станет вменять им уголовную вину перед украинским народом.
Политическая вина, ее мера и форма ответственности определяется победителем, а точнее, оккупационной администрацией. Полагаю, что Виталий Портников хотел бы видеть именно такой сценарий в отношении России. И я, пожалуй, готов с ним согласиться в том, что этот сценарий был бы в отношении моей страны и моего народа не самым худшим. Проблема лишь в том, что вероятность реализации такого сценария равна нулю.
То, как Портников описывает "гражданскую ответственность", в чем-то похоже на метафизическую вину у Ясперса. Но тут нас ждет еще одна неприятность: метафизическую вину вменяет Бог. Виталий Портников – человек, безусловно, отмеченный немалыми талантами, но все же на роль Всевышнего он вряд ли претендует.
Остается моральная вина, но ее размер и характер ответственности определяет сам человек, и тот инструмент в его душе, который называется совесть. Призывать других людей, целый народ к покаянию может человек, который считает себя совестью этого народа. Есть некоторые свидетельства, что именно такую миссию взял на себя украинский журналист Виталий Портников.
В колонке от 2 февраля, которую он озаглавил цитатой из Галича "Вопят прохвосты-петухи, что виноватых нет", Портников объявляет, что его позиция насчет "неминуемой гражданской ответственности каждого гражданина страны-агрессора за преступления своего государства" –это позиция не украинская, а российская. "Причина моей позиции, - объясняет Портников, - в приверженности многовековым традициям вольной русской журналистики и литературы".
И в качестве примеров такой традиции приводит позицию Александра Герцена, винившего русских в преступлениях при подавлении польского восстания, Александра Галича, с его позицией по разгрому Пражской весны и Андрея Сахарова с его оценкой вины СССР в преступлениях против афганского народа.
Текст Портникова завершается словами: "Ну а то, что в столь тревожный для России час продолжателем традиций вольной русской журналистики оказался украинский журналист – не вина, а беда России".
Итак, что мы имеем. Посреди каменистой пустыни современной российской публицистики растет один цветок – и это украинский журналист Виталий Портников. Никто, кроме него, не смеет претендовать на роль продолжателя традиций вольной русской журналистики. На роль Герцена, Галича и Сахарова в одном лице, то есть на роль воплощенной совести русского народа.
Конечно, ни Виктор Шендерович, ни Андрей Пионтковский, ни Гарри Каспаров, ни те же Аркадий Бабченко с Сашей Сотником на эту роль никоим образом претендовать не могут.
Они, конечно, не меньше Виталия Портникова пишут о преступлениях российского режима и об ответственности граждан России за эти преступления. Но они не пишут главного: не призывают всех встать на колени и сами ни разу на эти самые колени не встали. Во всяком случае, не сделали это публично, чтобы Виталий Портников мог в этом лично убедиться.
Неважно, что ни Сахаров, ни Галич, ни Герцен именно к такой форме покаяния, коленопреклоненной, не призывали и сами ни на какие колени не вставали. В современной России по отношению к этой части человеческого скелета, к коленям, вообще сложилось крайне настороженное отношение. Поскольку некто Путин вот уже 16 лет твердит, что Россия встает с колен. Теперь вот Портников требует, чтобы мы все на них встали. По правде сказать, ощущается некоторая усталость от этих гимнастических упражнений.
Что же до Виталия Портникова в качестве совести русского народа, то у меня лично почти нет возражений. Совесть как совесть, не хуже прочих. Есть, правда, ощущение некоторого неудобства, скорее, анатомического свойства. Совесть, она же обычно внутри. А Портников, он же снаружи. В том смысле, что он же явно себя не включает в состав русского народа. При этом совесть, она болит и мучается со всем организмом, разделяет его судьбу. Все те, кого я перечислил, кто, по мнению Портникова, не годятся в продолжатели традиций вольной русской журналистики – Шендерович, Пионтковский, Бабченко, Сотник, Каспаров, – они все находятся в своей стране, в России, под очень серьезным давлением.
Каспаров вынужден был уехать, ему реально грозила тюрьма. Вот только что после недвусмысленных угроз со стороны руководства Чечни (а у этих ребят, как мы знаем на примере Немцова, Политковской и многих других, с юмором плохо) вынужден был уехать Андрей Пионтковский. Против остальных постоянно производятся провокации. Никто из них не имеет доступа к федеральным СМИ, а большинство народа считает их предателями и мечтает с ними расправиться. Совесть русского народа в лице Виталия Портникова находится в состоянии морального и профессионального комфорта, большинство его сограждан и большинство его коллег, в целом разделяет его взгляды. Когда совесть и организм находятся в принципиально различных условиях, есть некоторые сомнения в том, что совесть может выполнять свои функции, а организм станет исполнять ее команды.
В 2014 году, когда Крым был уже украден, а российская агрессия на востоке Украины только начиналась, я принял участие в программе Савика Шустера и начал свое выступления с того, что принес извинения всем украинцам за преступления моего государства. Будучи лицом частным, эти извинения принес от себя лично. Импульс к тому, чтобы эти извинения принести, шел изнутри. Никто мне этого не предлагал, и, тем более, не требовал. Если бы тогда, полтора года назад, я бы прочитал публичные требования Виталия Портникова встать на колени и его рассуждения, что коллективная вина граждан России состоит в том, что они платят налоги и покупают трамвайные билеты, я бы, наверное, все равно принес украинцам свои личные извинения, поскольку импульс был очень сильный. Но сделать это мне было бы труднее.
! Орфография и стилистика автора сохранены
