Леонид Юзефович "Самодержец пустыни: Барон Р.Ф.Унгерн-Штернберг и мир, в котором он жил", Ad Marginem Press, 2010
Книга Леонида Юзефовича о бароне Унгерне, одна из лучших биографий в современной русской литературе, вышла спустя 17 лет после первой публикации, увеличившись при переиздании в объеме почти вдвое. Главное достоинство этого труда – объективность, в которой Унгерн, идеализируемый одними и демонизируемый другими, ох как нуждался.
Юзефович добросовестно следует историческим документам, мемуарам современников и показаниям самого Унгерна, данным уже плененным бароном красным. Монгольскую эпопею безумного остзейского аристократа автор описывает, опираясь на свидетельства "семи голосов", семерых непосредственных участников унгерновских походов. В поле зрения историка попадает еще ряд военно-политических фигур того времени, чьи судьбы были связаны с судьбой маниакального "рыцаря", оставивших письменные воспоминания. Это в первую очередь атаман Семенов, а также несколько монгольских и китайских деятелей.
Сугубо документальная реконструкция Леонидом Юзефовичем пути барона позволяет отскоблить его образ от горячечно-полубредового налета культовости, который на него старательно наводили радикалы разных стран и времен. В России в этом деле в 1990-е особенно усердствовал Александр Дугин.
Как с очевидностью следует из этого жизнеописания, Роман Федорович Унгерн фон Штернберг действительно исповедовал крайне радикальные и при этом очень масштабные идеи.
И даже сумел сделать первые шаги на пути их осуществления, в отличие от большинства других утопистов и переворачивателей мира. Однако сам он при этом был человеком довольно ограниченным, по-своему примитивным и прямолинейным (не свойство ли это всех мономанов, к числу которых, несомненно, принадлежал "самодержец пустыни"?). То есть все те романтические, поэтические и мистические бездны, которые прозревали в нем поклонники и апологеты из числа декадентствующих и экзальтированных "жрецов" экзотического нонконформизма (тот же Дугин), к реальному барону Унгерну имели отношение, мягко говоря, косвенное. Не был он ни сложной и интересной мятущейся байронической личностью, ни кровавым извергом. Он был просто одержимым "тевтонским" воякой-рубакой, которому историческая ситуация предоставила шанс реализовать свои идеи.
Да, в современной политической терминологии его действительно можно назвать традиционалистом, но в самом простом и немудреном варианте. Монархия – хорошо, революция и демократия – плохо. Религия (особенно буддизм) – хорошо, атеизм – плохо. Запад – плохо, Восток – хорошо. Таким был его незамысловатый символ веры. Константин Леонтьев и прочие рафинированные прорицатели "заката Европы" были теоретиками. А практиком был вот этот отмороженный неряшливый остзеец, драчун, психопат, завязавший алкоголик, женоненавистник и, как осторожно предполагает Юзефович (только гипотеза, не более), латентный гомосексуалист с непрозрачными, как оловянные пуговицы, глазами. Он и правда верил, что очищение безбожного, погрязшего в прогрессе, секуляризме и парламентской демократии Запада придет с Востока. А в тонкости не вникал и в эзотерические глубины не погружался.
В этом духовном наследнике Чингисхана не было решительно ничего от идеолога или интеллектуала.
Да, на его счету множество убитых и запытанных, но, в отличие от многих других вешателей и расстреливателей Гражданской войны, садистом он не был, никакого удовольствия от насилия не получал, а считал его неизбежным средством для обращения с человеческим материалом, не разделявшим его грандиозных проектов о завоевании Запада объединенными силами всей монголоидной расы.
Фактически он мечтал о новом татаро-монгольском нашествии, только намеревался довести до конца то, что не удалось сделать завоевателям прошлого – затопить монгольскими ордами Европу вплоть до Атлантики. Он постоянно упоминал Португалию как конечный рубеж будущего, ни с чем не сравнимого похода желтой расы против прогнившего современного мира… Завоевание Унгерном Монголии в самом начале 1920-х - это своеобразная метастаза, которую Гражданская война дала из России в сопредельную азиатскую страну.
То, что предприятиям маниакального в своем упорстве белого генерала на первых порах сопутствовал успех, говорит не столько о его собственных полководческих и политических качествах, сколько о хаосе, царившем в мире, разворошенном Первой мировой войной, революциями и междоусобицами.
Все пришло в движение, бесхозная власть валялась на улицах не только Петрограда, Вены и Берлина, но и монгольской столицы Урги, которую Азиатская дивизия барона Унгерна, вытесненная из Сибири в Монголию красными, взяла штурмом 3 февраля 1921 года.
По прочтении книги уместно говорить не о феномене, но о казусе Унгерна. Удачное сочетание внутримонгольской политической конъюнктуры, непродуманно-грубых и оскорбительных для монголов действий китайских оккупантов, а также решительности и фанатичной веры самого барона в свою миссию позволило ему на короткий срок захватить контроль над Монголией. Унгерну было совершенно чуждо какое-либо тщеславие или личные амбиции, он и в самом деле был одержимый, мономан, полностью сожранный своей идеей. Фигура цельная и отталкивающая своей ограниченностью и исступленностью. Его пример – хорошая иллюстрация того, что в моменты тектонических социальных катаклизмов носители любых, самых экзотических идеалов получают шанс на их воплощение в жизнь. И вряд ли сейчас среди нас бродит меньше потенциальных "унгернов", чем на катастрофическом рубеже 1910-1920-х, когда в одной только Европе рухнуло четыре империи зараз.
Редакция благодарна магазину "Фаланстер", предоставившему книгу "Самодержец пустыни"
Вы можете оставить свои комментарии здесь
